ЗАБОРИСТЕЙ ВИНА
БАЛЛАДА
Когда с откляченной губой, черней, чем уголь и сурьма,
С москвичкой стройной, молодой заходит негр в синема
И покупает ей попкорн, и нежно за руку берёт,
Я, как сторонник строгих норм, не одобряю... это вот.
И грусть, похожая на боль, моих касается основ,
И словно паспортный контроль (обогащающий ментов)
Меня - МЕНЯ!!! - в моем дому тоска берёт за удила,
Чтоб я в дверях спросил жену: "Ты паспорт, милая, взяла"?
Да, русский корень наш ослаб; когда по улицам брожу,
Я вижу тут и там - хиджаб, лет через десять паранджу
На фоне древнего Кремля, у дорогих великих стен,
Скорей всего, увижу я. И разрыдаюсь... как нацмен.
Нас были тьмы. Осталась - тьма. В которой мы - уже не мы...
Мне хочется сойти с ума, когда домой из синемы
Шагает черный силуэт, москвичку под руку ведя;
Как говорил один поэт: "Такая вышла з а п и н д я,
что запятой не заменить!" И сокращая текст на треть:
..................................................................
Москвичку хочется убить! А негра взять да пожалеть.
Как он намучается с ней; какого лиха хватит и
В горниле расовых страстей, бесплодных споров посреди,
Среди скинхедов и опричь, средь понуканий бесперечь
Он будет жить, как черный сыч и слушать нашу злую речь.
К чему? Зачем? Какой ценой - преодолённого дерьма?
Мой негр с беременной женой, белей, чем русская зима,
Поставив накануне штамп в цветастом паспорте своём,
Поймет, что значит слово "вамп", но будет поздно, и потом
Дожив до старческих седин, осилив тысячи проблем,
Не осознав первопричин, он ласты склеит, прежде чем -
Не фунт изюму в нифелях - как на духу, как по канве,
Напишет правнук на полях: "Я помню чудное мгнове..."
_^_
* * *
Ряды кариатид меж столиками в зале,
Где сцена, микрофон и рампа без огней;
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
И подпевал тапер все глуше, все пьяней.
Ты пела до зари, как канарейка в клетке
(Надеюсь, этот штамп читатели простят).
Бухали калдыри, визжали профурсетки,
И за двойным окном луной был полон сад.
Пока не пробил час, - в объедках рататуя
Танцующий в дыму ламбаду и фокстрот,
Излишне горячась, толкаясь и быкуя, -
Догуливал свое Уралвагонзавод.
Сама себе закон, в слезах изнемогая,
Ты пела о любви - все тише, все слабей.
Гремя под потолком и жалости не зная,
Мне голос был - он звал: "Забудь ее, забей!
Не будучи знаком ни шапочно, ни близко,
Ты думал, будет с ней и просто, и легко?"
Я отвечал кивком. "В притонах Сан-Франциско"
Наигрывал тапер, как полный ебанько.
Тарам-тарам-тарам - в пылу цыганских арий
Поклонники ее - соперники мои...
В саду был ресторан, за садом дельфинарий,
За ними порт и рейд, на рейде корабли.
И дела нет важней, чем выйти на поклоны;
Нет счастья, нет измен - есть только вечный драйв,
Есть рампа без огней и дама у колонны:
По виду (и вообще) - типичная sex-wife.
Под солнцем и луной не изменяя градус,
Не требуя любви и верности взамен,
Мелодией одной звучат печаль и радость...
Но я люблю тебя: я сам такой, Кармен.
_^_
МОРЕ
Хочется плюнуть в море.
В то, что меня ласкало.
Не потому, что горе
Скулы свело, как скалы.
А потому, что рифма -
Кум королю и принцу.
Если грести активно,
Можно подплыть к эсминцу
Или к подводной лодке,
Если они на рейде.
Можно сказать красотке:
"Поговорим о Фрейде?" -
Если она на пляже
Ляжет к тебе поближе.
Море без шторма гаже
Лужи навозной жижи.
Шторм - это шелест пены,
Пробки, щепа, окурки,
В волнах плывут сирены,
Лезут в прибой придурки.
Мысли в мозгу нечётки,
Солнце стоит в зените,
Даже бутылку водки
В море не охладите.
Кожа в кавернах линьки.
На телеграфной феньке
По телеграммной синьке:
"Мамочка,
Вышли
Деньги".
Между пивной направо
И шашлыком налево
Можно засечь сопрано
Глупого перепева
Или эстрадной дивы,
Или же местной леди,
Словно и впереди вы
Слышите то, что сзади.
Роясь в душевном соре,
Словно в давнишних сплетнях,
Даже когда не в ссоре
С той, что не из последних,
Сам за себя в ответе
Перед людьми и богом,
Думаешь о билете,
Поезде, и о многом,
Связанном в мыслях с домом, -
Как о постельном чистом.
В горле не горе комом -
Волны встают со свистом.
Море. Простор прибоя.
В небе сиротство тучки.
Нас здесь с тобою двое.
Мне здесь с тобой не лучше.
_^_
БИБЛЕЙСКИЙ БЛИЦ
Когда она в церковь впервые внесла
светильник светил от угла до угла
и всеголосавоединосливались
Господь ниспославший нам психоанализ
смотрел на пришедших с упрямством осла
Мария врала и волхвы пререкались
и бкувы с турдом соибарлись в совла
Тот храм обступил их как замерший лес
В глазах у волхвов обозначился блеск
(извечный предвестник всего рокового)
и Слово которое было у Бога
меняя значенье утратило вес
Мария замолкла Смеркалось окрест
И холодно было младенцу в вертепе
Поэт нахлобучивший дачное кепи
как смерд удобрял на участке корма
Стояла зима И всё злей всё свирепей
сквозь трепет затепленных свечек
сквозь цепи
Господь доводил этот мир до ума
Дул ветер из степи
и высился крест на вершине холма
Вдали было поле Была тишина
как снег под ногами светла и темна
И было им странно Внезапно нагрянув
толпа напирала локтями ебланов
Святое семейство в потемках тесня
"Ты с миром Господь отпускаешь меня"
изрёк Симеон после пары стаканов
и тихо добавил "такая фигня"
И странным виденьем грядущей поры
наполнился воздух С далекой горы
мерцала звезда словно суппозиторий
под видом младенца природе ввели
Светало Означились кедров стволы
И ослик заржал как пидорено горе
пророчице вторя и множа "ла-лы"
И было ему не сносить головы
свидетелю снов и безгрешных соитий
Звезда как никчёмный энергоноситель
светила на мир из высокой ботвы
И высился крест И молчали волхвы
Но лошадь пошла поперёк борозды
(и рифма вогнала пророчицу в краску)
Ворчали овчарки при свете звезды
Морозная ночь походила на сказку
Собаки брели озираясь с опаской
и жались к подпаску и ждали беды
Но буря прошла в этот раз стороной
Младенец заснул как пузан на открытке
Мария схватила его под микитки
и запеленала в яслях простыней
Простившись без слёз с пролетарской страной
поэт (что свалил после краткой отсидки)
гонимый по миру колбасной волной
осел в США не оставшись в убытке
История та оказалась "джинсой"
и сделалась притчей во многих языцех
Господь пересказывал оную в лицах
когда возвращался по водам босой
но мы отвлеклись Позабыв о границах
рассвет охватил горизонт полосой
и свет засиял не во тьме
а по сути
без лишних понтов и избыточной крути
Средь серой как пепел предутренней мглы
стояли толпой на холме нищеброды
ругались погонщики и овцеводы
ревели верблюды лягались ослы
И только волхвов из несметного сброда
впустила Мария в отверстье скалы
Но всё изменилось по ходу времён
для нас как для идолов чтящих племён
вертеп или храм не имеет значенья
По Фрейду любовь это пересеченье
в отсутствии Бога двух разных начал
Светало И ветер из степи крепчал
Но чудо свершилось без б. и без п.
и с бкувою бувка в солвах помеянлась
Рассвет прокатился волной по толпе
Господь призадумался (самую малость)
и двинулся вниз по заветной тропе
Светильник светил и тропа расширялась
_^_
* * *
Забористей вина бывает только - речь,
И тайный голосок сквозь волны перегара:
Она - всё та ж: Линор безумного Эдгара...
И ясные глаза. И волосы до плеч.
В душе повальный срач, и в помыслах - бардак
И бесконечный спор гаруспика с авгуром.
Для тех, кто побывал под мухой и амуром, -
Любая простыня наутро как наждак.
Ты помнишь, как он пел её и Улялюм,
И прочую бурду, размазанную в прозе?
Для вынесших зело, порознь и в симбиозе,
Любые словеса - потусторонний шум.
Но кто-то говорит, и, значит, надо сечь,
И выслушать, приняв, как плач или молитву,
Несказанные им, несхожие по ритму,
Другие имена, Линор, твоих предтеч.
Да были ли они? Но, видимо, отсель
Нам их не различить, довременных и ранних,
Когда тоска, как нож, запутавшийся в тканях,
Вращается, ища межрёберную щель.
Карающий давно изрублен в битвах меч,
В каких там битвах - нет! - при вскрытии бутылок.
Пространство смотрит нам безрадостно в затылок.
Мы входим в сотый раз в одну и ту же - течь.
_^_
|
