ДОЖДЬ
На площади около театра, как это Очень
часто бывает после окончания Большого
Дождя, пахло овациями... Прошел Дождь и
перешлепал всю площадь серыми ладошками
капель. И тогда Город, как это было однажды
замечено Поэтом, стал похож на серую розу,
распустившуюся во время ненастья.
В минутной тишине, которую Дождь оставил
после себя, робко звякнул трамвай, дернулся
грузовик, стрельнул мотоцикл - и вот они с
грохотом двинулись. А по тротуарам (как
кузнечики!) запрыгали через лужи прохожие,
спеша устроить свои дела. И вновь началась
обычная городская сутолока, и посреди нее
завертелся отлакированный Дождем
Регулировщик.
Тут же появились недовольные: прохожий,
налетевший на неподвижно стоящий трамвай,
ругал раззяву-вагоновожатого. Тот отчаянно
трезвонил застрявшему на путях старенькому
"Москвичу", за рулем которого сидел
всклокоченный Неудачник. И водители, и
прохожие (хором) ругали Регулировщика. Он же
проклинал их всех, а более всего - свою жизнь.
В дыму выхлопов неслись прохожие...
Неслись мимо газетного киоска с прогнутой
крышей, совсем, впрочем, не замечая его. А
там за стеклом сидел Очень Живописный
Продавец во взъерошенной коричневой шубе.
Сидел давно и, в общем-то, зря, потому что
никто не покупал его газет: мало кого
волновали сегодняшние события - все спешили
в завтра. (Выпуск же завтрашних газет, к
сожалению, еще не был налажен
промышленностью!)
А рядом с киоском на тумбе сидел
Задумчивый Дворник. Перед ним была мелкая
лужа, и он гонял по ней метлой целую
флотилию окурков. И никому не было дела до
его кораблей!
А на другой стороне площади, под часами,
стояла Одинокая Девушка. Часы показывали
уже десять минут четвертого, но к Девушке
никто не подходил!
В этот самый момент и появился среди
городской сутолоки Некий Старичок: в
кургузом пиджачке, неглаженых брючках и
кепочке (как было потом замечено),
надвинутой на самые глаза. Старичок
увернулся от самосвала и огляделся: заметил
Задумчивого Дворника, Одинокую Девушку,
Очень Живописного и Очень Печального
Продавца газет... вытащил из внутреннего
кармана пиджачка маленькую серебряную
трубу и дунул в нее: над грохочущей площадью
поплыл тонкий и странный звук.
И тут же, неизвестно отчего, прохожие
остановились и подняли головы: откуда? Уж не
с неба ли прилетела эта грустная нота?
Пассажиры выглядывали из окон трамвая и
крутили головами. Водители настороженно
разглядывали Регулировщика, а он отвечал им
тем же.
"Это нам показалось!" - подумали
водители и спрятались обратно в кабины. За
водителями успокоились и пассажиры, а
прохожие опустили головы. Регулировщик
взмахнул своей полосатой палочкой, и... и
вновь все завертелось и покатилось, поехало
и понеслось. И уже через минуту напрочь было
забыто о том, что недавно прошел Дождь. Да
такой сильный, что он даже остановил
движение! Отошел на задний план Театр, возле
которого начали разворачиваться события.
Были позабыты слова Поэта о серой розе...
Забыта, забыта прекрасная роза! Разумеется,
забыт и сам Поэт!
Вдруг - стоп! - та же печальная нота.
Все вновь остановились, на этот раз не на
шутку встревоженные, осмотрелись... и только
тут заметили Старичка, который вертел в
руках маленькую серебряную трубу: он
ковырял в ней пальцем, что-то вычищал оттуда
и вытряхивал. А потом набрал в грудь
побольше воздуха и дунул. И труба странным
образом запела - от ее голоса сорвалась с
крыш лавина свежего ветра, небо очистилось
от мутной дымки и задышало прохладой. Лужи
на асфальте стянуло тонкой корочкой льда, и
под ней начали распускаться холодные цветы...
- Что это?! Смотрите, смотрите! - заговорили
в толпе.
- Что он делает?
- Он портит нам нашу Очень!
- Кто это? Откуда он взялся?
- Кажется, он вышел из дверей театра!..
- Что вы, его привез в своем "Москвиче"
Неудачник!..
- Да нет же, он так и живет со своей трубой
тут, на площади!..
- Его нужно немедленно остановить!
- Нужно позвать милицию! - Голоса зазвучали
громче.
К этому времени над бледными ледяными
цветами закружили белые пчелы... Все быстрее
и быстрее. Presto, Prestissimo. (Быстро, Очень быстро.)
Быстро, как только можно. И еще быстрее! И
вот уже не видно их кружения - все
пространство над площадью переплели
сплошные белые нити. И тут немногочисленные
деревья, кое-где натыканные вокруг площади,
в полной растерянности скинули вниз свои
ослепительные одежды...
Утверждали, что видели и последнее -
возник на мгновение в холодном воздухе
призрак: Город, по самые окна занесенный
снегом, с заледеневшими стенами домов,
выстуженными парадными и сугробами, в
мертвой тишине валящимися с неубранных
крыш. Город с пустыми белыми парками, откуда
Кто-то навсегда выдул жизнь, с остывшим
Солнцем и замерзшим в воздухе Дождем...
...а Старичок все дул и дул. Уже и сама труба
покрылась тонким налетом инея, отчего
Старичок зябко перебирал пальцами, а люди
все стояли и слушали чистый голос, и им
казалось, что он просит их остановиться,
потому что хлопотливая Очень уже... (всего
несколько минут назад!) кончилась и им
некуда больше спешить. И люди оглядывались,
и снимали шляпы, и приветствовали друг
друга:
кто-то кого-то взял под руку, а тот - другой
- доверчиво склонил голову к его плечу;
кто-то нагнулся и поднял оброненный в
суматохе зонтик и отдал его хозяину;
кто-то уступил в трамвае место
Беспокойной Старушке, а она все вскакивала
и выглядывала из окна, и бормотала, вытирая
платочком сухие губы:
- Экий он... Экий он... - и не находила слов.
А потом вдруг нашла Очень старое:
- Экий он... пионэр! - застеснялась и
успокоилась.
...а кто-то просто улыбнулся.
Регулировщик спрятал свою полосатую
палочку в карман и подошел к ожидавшей его
Девушке.
В киоске разобрали все газеты, даже поза-поза-позавчерашние,
и Продавец не брал за них денег.
Задумчивому Дворнику (как выяснилось,
студенту филологического факультета
Университета) проходящий мимо Художник (студент
Академии художеств) нарисовал мелком на
асфальте большой Чайный Клипер.
Все вместе завели и столкнули с
трамвайных путей старенький "Москвич"
Неудачника.
А маленькая труба пела и пела: - Ру-ру-ру-ру!
Ту-ру-ру-ру! И все, кто слышал ее голос,
понимали, что беспокойная Очень и в самом
деле кончилась... Но Зима не сможет одолеть
Город - на этот раз вслед за Оченью настанет
теплое волшебное Лето.
И оттого вновь ударил в ладоши Дождь!
Piano (негромко).
Дождь - славный,
на тонких ножках - Дождь,
Дождь лукавый,
грибной,
озорной,
чудный
Дождь.
Ну а что же Старичок? Видели, как он
спрятал свою трубу во внутренний карман
пиджачка и устроился в углу площади на
газетах.
ДАЛЬШЕ
|