Пока я предавался воспоминаниям, мы прибыли в гостиницу. Снаружи она выглядела так же неказисто, как и остальные хибары, но просторному светлому холлу не чужды были элементы роскоши: живые цветы в красочных вазах, миниатюрные фонтанчики по углам и в центре -- причудливо изогнутая гипсовая виселица с лепкой в стиле барокко и с подвешенными к ней целующимися розовыми ангелочками. Но и на этом идеальном образце кича лежала печать декаданса: у ангелочка мужеского пола был отбит гипсовый членик. "Пьяные господа офицеры упражнялись в стрельбе", -- театрально вздохнула Лина, поймав мой взгляд.
Портье провел нас в номер. Я осмотрелся по сторонам и несколько опешил... В центре огромной комнаты стояла необъятных размеров овальная кровать под атласными покрывалами и воздушно-легкими капроновыми балдахинами, которые затейливо отражались разноцветными лоскутами на потолке, щедро усеянном осколками зеркал; за ее изголовьем в стену был вделан бар из красного дерева с плотными рядами разнокалиберных бутылок, веселящих глаз яркими этикетками. По одну сторону от кровати насыщенно-алым углублением в форме сердца красовалось джакузи, а по другую -- широкий камин из крупного неотесаного камня. За легкой стеклянной перегородкой голубел прозрачной водой объемный бассейн.
-- Это что, взятка? -- изумленно поднял я брови.
-- Произошло небольшое недоразумение, -- пояснил Игор. -- Директор распорядился выдать тебе самый лучший номер, и хозяин гостиницы тут же выполнил приказ, не зная, кто в этом номере будет жить. Только перед самым твоим приездом выяснилось, что "самый лучший номер" -- это люкс для молодоженов. Менять что-либо было поздно: все приличные номера заняты.
-- Может, мне и молодую жену в придачу выдадут? -- усмехнулся я.
-- О, тут есть и сауна, -- сообщила Лина. Она была занята тем, что открывала все двери подряд и любопытно заглядывала внутрь. -- И парилка!
-- И двухсот-ваттная квадрофоническая система с шестью колонками, -- заметил Игор, пробуя все кнопки подряд.
Воздух вокруг нас оглушительно сотрясся блюзовыми нотами. -- Как дети, ей-богу! -- сделал я своим друзьям выговор,
уворачивая звук. -- Директор сказал, что ждет меня к ужину. Вы в курсе?
-- Да, -- ответил Игор. -- Нам нужно быть у него уже через полчаса. Прими душ и переоденься. Я займусь тем же и заеду за тобой. У тебя есть цивильная одежда?
-- А что, униформа здесь не приветствуется? -- саркастически вопросил я.
-- На званых директорских ужинах -- нет, -- серьезно ответил Игор. -- Я распоряжусь, чтобы тебе принесли все, что надо.
-- Чао! -- помахала рукой Лина, выходя из комнаты вслед за Игором.
Как только они удалились, я первым делом достал из портфеля спутниковый телефон засекреченной связи и, как мне предписывалось, набрал номер личного секретаря Главного инспектора. Когда я доложил о своем прибытии на объект, секретарь пожелал мне удачи и добавил:
-- Главный передает вам привет от дяди Юрга.
-- Спасибо, -- ответил я, не задавая лишних вопросов.
На этом разговор был закончен. Разумеется, я не знаком ни с каким "дядей Юргом", хотя и допускаю, что в целях конспирации было взято настоящее имя одного из моих многочисленных родственников. Эта фраза явно была кодовой, но я пока не знал, что она означает. Оставалось только запомнить ее и ждать, когда она всплывет в дальнейшем. Такая тщательная конспирация стала особенно необходима в последние месяцы, когда межведомственная борьба за раздел сфер влияния между инспекцией, тайной полицией и контрразведкой приобрела формы жестокой войны с использованием любых доступных средств, кроме физического уничтожения соперников.
Я принял горячий массажный душ и только вышел из ванной, в дверь постучали. Портье вкатил в комнату тележку. На ней одиноко стояли черные лакированные ботинки, над которыми на высокой перекладине покачивались на вешалках смокинг цвета антрацита, брюки с шелковыми лампасами, открытый жилет и крахмальный пластрон. Вдобавок я получил от портье широкий атласный пояс, галстук-бабочку и серебряные запонки. В этом городе проявляли фантастическую заботу обо мне! Но к добру ли это?
Когда за мной заехал Игор, я был полностью экипирован. На нем была точно такая же светская "униформа".
-- Отлично смотришься, -- коротко бросил он, смерив меня быстрым взглядом с головы до ног. -- Нас ждет машина.
Внешне он был как всегда сосредоточенно-спокоен, но по отрывистости речи можно было заключить, что он не в духе.
-- А где Лина? -- спросил я его, когда водитель усадил нас на заднее сидение роскошного черного лимузина.
-- Официально мы не женаты, как ты можешь догадаться, -- ответил он. -- Кроме того, она не "вечная". Поэтому я не могу ее брать с собой на приемы.
-- Но у нее ведь есть какой-то статус?
-- Статус моей служанки, -- невесело усмехнулся Игор.
-- Долго вы вместе? -- спросил я, вспомнив, что никто не имеет права держать прислугу из числа ликвидантов больше года.
-- В любом законе есть лазейки, -- уловил он мою мысль. -- В конце года я ее увольняю, а первого января снова принимаю на работу. И так четырнадцать лет...
-- Сколько?! -- я был ошеломлен. -- Но это значит... Это значит, что ты сразу разыскал ее, когда она ушла из Интерната!
-- Да, -- невозмутимо подтвердил он.
Черт побери, почему мне не пришла тогда в голову мысль броситься в догонку за Линой, чтобы спасти ей жизнь?! Почему Игору пришла в голову такая очевидная идея, а мне -- нет?
-- И ты мне ничего не сказал, уходя из Интерната, чтобы найти ее? -- посмотрел я на него с укором.
-- Только не говори мне ничего про братство, -- спокойно предупредил он меня. -- На мою психику это давно не действует.
-- Значит, любовь выше братства? Я тебя не упрекаю ни в чем, я просто хочу понять...
-- Я скажу тебе честно, как прежде, когда мы во всем доверяли друг другу, -- он понизил голос. -- Я всегда любил Лину, но мне казалось, что ты любишь ее больше меня, поэтому я не хотел мешать тебе. Но в ту последнюю ночь я увидел, что ты любишь меня больше нее. Это давало мне моральное право...
-- Какая же ты свинья! -- перебил я его, пораженный таким цинизмом.
-- Извини, -- сказал он, не обижаясь на мое оскорбление. -- Просто я люблю ее больше всего на свете, понимаешь? Больше тебя, больше себя и больше своей жизни.
-- Ладно, ты тоже извини, -- хлопнул я его ладонью по руке.
Лимузин подкатил к светящейся огнями резиденции Директора. Это была классическая помпезная вилла в два этажа, с порталом и колоннами, с верандой и оранжереями. На фоне остального унылого ландшафта она смотрелась дворцом из восточной сказки. В вестибюле под огромной хрустальной люстрой гостей встречал сам Директор. Он оказался точно таким, каким я его себе представлял: массивным, пухлым и румяным, с круглым мясистым лицом. Его жена была под стать мужу, крупна и широка в плечах. Вместе они смотрелись как два спекшихся боками пышных пирожка. Игор торжественно представил меня.
-- О, известный писа-а-атель! -- Директор радостно схватил меня за руку, как давнего знакомого. -- Читали мы вас, читали! "Смерть на цыпочках" -- очень даже! Мрачновато, но со вкусом.
-- Да-да, -- так же радостно вторила ему жена.
-- Я польщен, -- приложился я губами к ее тяжелой розовой руке.
-- "Говори, стерва! -- взревел майор Камински, вздергивая Смерть на дыбы и вонзая ей в пятки иглы электродов", -- процитировал Директор.
Я еле сдержался, чтобы не поморщиться. Терпеть не могу, когда меня цитируют мне же. В моем воображении при этом неизменно рисуется сцена с котенком, которого тыкают мордочкой в наложенную им кучу.
-- "Говори, сука!" -- сдержанно поправил я Директора, принимая от официанта бокал с вином.
-- Точно, "сука"! -- захохотал он. -- "Говори, сука!!!"
Его жена только сконфуженно кивала, с легким осуждением глядя на мужа как на расшалившегося ребенка.
-- Говори, сука! -- крикнул он вдогонку просеменившему мимо нас поджарому догу.
Собака повернула голову и посмотрела на хозяина грустными преданными глазами -- тот покатился со смеху. Она радостно гавкнула в ответ.
-- Ха-ха-ха, молчи, сука! -- заорал Директор сквозь хохот. -- Я когда прочитал этот кусок, меня самого будто током шибануло.
Жена с улыбкой протянула ему свой бокал с вином: она явно мечтала заткнуть ему рот.
-- Да, а этот ваш святой... Как его? -- спросил он, залпом осушив бокал.
-- Смирян Гивно, -- напомнил я ему имя заключенного-мученика, которого гонители новой веры утопили в моей книге про тюрьму в "параше".
-- Да, этот Смирян... У него непонятная религия. И сам он странный. Ненатуральный. Откуда вы его взяли? Таких в жизни не бывает.
Я промолчал. Не буду ведь я доказывать, что Смирян Гивно не более странен, чем "Каальтен-Бруннер". Меня в лучшем случае не поймут. А могут и побить.
-- Ваша идея с записывателем мыслей -- просто гениальна, -- Директор вновь принялся терзать меня комплиментами. -- А сейчас, в эту минуту, вы тоже пишете у себя в голове?
-- Да, -- признался я без особой охоты.
-- Представляю, что вы обо мне понаписали, -- хохотнул Директор. -- Кем вы меня сделали? Сторожем клеток в зоопарке?
-- Нет, что вы, -- любезно улыбнулся я. -- Я вас сделал директором фабрики смерти.
Он неопределенно крякнул в ответ, и я не понял, понравилось ему это или нет.
-- Пишите ближе к жизни, -- назидательно сказал он. -- А то в некоторых местах выходит слишком заумно. Больше правды. Реалистичнее. Кстати, Главный инспектор тоже считает, что вам следует писать все как есть.
Я сдержанно кивнул, а в мыслях сильно удивился. Никогда бы не мог подумать, что сам Главный читает мои книги! Кстати, откуда это известно Директору? Значит, они говорили обо мне... Однако, представляю, как бы вытянулись их лица, если бы "В смерти на цыпочках" я описал "все как есть"!
Тем временем прибыли новые гости, и хозяева переключили внимание на них. Бочком-бочком, я улизнул и прошел в большой гостиный зал, где уже кучковалось человек тридцать. В дальнем конце зала на просторной сцене выступал необычный квинтет: за огромным золоченым клавесином, покоившемся на плечах бронзовых тритонов, наигрывали в четыре руки Аccис и Полиффемус, все одеяние которых состояло из набедренных повязок и лавровых венков, на крышке клавесина перед ними полулежала сверкающая золотой пыльцой обнаженная Галаатея с лютней, чуть поодаль справа в перламутровой морской раковине, запряженной зубастыми рыбами с хищным оскалом, раздувал щеки, играя на дудке, розовотелый ангелок -- пухлый карлик, а слева восседал на высоком пне в обнимку с волынкой проросший зелеными ветками Фаввн. На заднем плане возвышалась гора, недра которой содрогались от низких органных аккордов. Исполняли они почему-то не гайддновскую "Галаатею", а "Полет ваалькирий", композицию, явно не предназначенную для таких экзотических инструментов, и на меня накатило ощущение нудной и вялой перебранки Аccиса, Полиффемуса и Фаввна из-за Галаатеи, в которую пытался вклиниться ангелок, но безуспешно: его никто не слушал.
Ко мне подошел Игор.
-- Вальт, я услышал твой разговор с Директором, и меня в нем нечто настрожило, -- сказал он, отводя меня в сторону.
-- Что именно? -- поинтересовался я, отхлебывая вино из тонкого бокала.
-- Ты действительно считаешь, что у тебя в голове зашит ЗМ?
-- Хочешь посмотреть? -- я повернулся к нему левым боком. -- Видишь небольшую шишку в двух сантиметрах над левым ухом?
-- Ты сам в это веришь? -- спросил он.
Меня начала раздражать его дотошность.
-- Я не верю, я знаю, -- сказал я веско. -- Еще вопросы есть?
-- Да, -- не отставал от меня он. -- Ты представляешь себе, где мы находимся на самом деле?
-- Что? Ты принимаешь меня за сумасшедшего? -- удивился я. -- Конечно, знаю. Но для конспирации записываю в мыслях, что мы находимся на приеме у директора фабрики смерти и слушаем выступление музыкантов в костюмах мифических персонажей. И не сбивай меня с толку своими вопросами! Пойми, я должен на ходу менять имена и место действия. Плюс к тому -- камуфлировать происходящие события, изменяя их формальную сторону. Это крайне тяжело. Я должен постоянно сверяться с тем, что написал ранее, чтобы не вышло ляпов. А ты задаешь мне слишком много провокационных вопросов. Зачем ты пытаешься дезавуировать мое повествование?
-- Вальт, ты болен, -- покачал он головой. -- Это я тебе говорю как доктор.
-- Как доктор? -- невольно сорвалось у меня с языка.
-- Ты удивлен?
-- Нет, не очень, -- ответил я, пытаясь скрыть смущение. -- Просто я думал, что ты... Что у тебя какая-то другая профессия.
-- Скажи прямо, о чем ты пишешь свою книгу? -- заглянул мне в лицо Игор.
Кажется, он мне не поверил про прием у Директора. Придется теперь что-нибудь соврать.
-- Не волнуйся, -- ответил я как можно спокойнее. -- Ничего имеющего отношения к нашей действительности. Повесть о жизни и смерти спермотозоидов. Фабула проста: из миллионов выживают единицы.
-- И как они в твоей книге выглядят?
-- Так же, как мы, только с длинными пушистыми хвостами.
-- Бред, -- пробормотал Игор.
-- Ты хочешь сказать, что у спермотозоидов нет хвостов? -- попытался сострить я.
-- Есть, но... почему пушистые?!
Игор отправил в рот маслину из тарелки и поискал вокруг себя глазами салфетку. Не найдя ее, он аккуратно промокнул губы кончиком перекинутого через плечо короткошерстного хвоста.
-- Что с тобой? -- спросил он, заметив, видимо, перемену в моем лице.
-- Все в порядке, -- ответил я, с любопытством рассматривая его хвост. С верхней стороны он был волосатым, а с нижней заметно вытерся и облысел.
-- Я забыл тебя предупредить, -- встревоженно сказал он. -- Директор подмешивает в вино списанные со склада психотропные вещества галлюциногенного действия. Я уже привык, а у тебя может быть острая реакция на них. Если ты увидишь что-то необычное, делай вид, что ничего не заметил. Ни в коем случае не вступай в контакт со своими видениями! Ты меня понял?
-- Я тебя понял, -- ответил я, теребя пальцами его хвост.
Неожиданно мне пришла в голову хулиганская идея: я сильно ущипнул его за хвост ногтями.
-- Ай! -- вскрикнул он.
-- Что? -- спросил я, отдергивая руку.
-- Нет, ничего, в боку кольнуло, -- ответил он, потирая хвост.
-- Бывает, -- сочувственно заметил я.
К нам подошел высокий седой человек в длинном фраке. Своим важным видом он напоминал то ли дворецкого, то ли конферансье.
-- Знакомьтесь, -- представил нас Игор друг другу. -- Инспектор Вальт Стип. Мой коллега доктор Браст.
-- Можно просто Руфиэл, -- пожал мне руку Браст.
"Прекрасно, -- отметил я про себя. -- Очерчивается круг поиска. Интересно, сколько в этом городе есть еще докторов?"
-- Вы работаете в одной клинике? -- начал я выведывать издалека интересующую меня информацию.
-- При фабрике всего одно лечебное заведение, -- услужливо ответил доктор Браст. -- Зато ночных клубов, домов терпимости и других очагов инфекции наберется с полсотни!
-- Должно быть, вам приходится тяжело, -- сочувственно заметил я. -- Насколько я знаю, штаты постоянно сокращаются...
-- Да! -- воскликнул он. -- На весь город -- три специалиста и главврач. Это безумно мало. Отметьте, пожалуйста, в своем отчете.
-- Непременно, -- пообещал я.
-- Кстати, вон и начальство, -- Игор помахал рукой стройной женщине с короткой стрижкой.
-- У вас что, консилиум? -- подошла она к нам с улыбкой.
-- Вальт Стип, -- представился я.
-- Инспектор Стип, -- многозначительно уточнил доктор Браст.
-- Очень приятно. Лана Крой, -- протянула она мне узкую ладонь.
-- У вас что, консилиум? -- подбежал к нам невысокого роста толстяк с редкими волосами на голом круглом черепе.
Мы дружно рассмеялись.
-- Это у нас такая дежурная шутка, -- пояснила Лана.
-- Вальт Стип, инспектор, -- представился я в очередной раз.
-- Доктор Чуз. Смат Чуз, -- горячо потряс он мою руку в своей потной ладони. -- Очень рад знакомству.
Круг поиска определен. Кто из них доктор Морт? Первый претендент -- Лана Крой. На нее падает большее подозрение, потому что она главврач. Правда, она женщина... Но кто сказал, что Морт обязательно должен быть мужчиной? Надо ей серьезно заняться. Даже если она не Морт, то как администратор клиники должна знать, кто он. Второй подозреваемый -- Руфиэл Браст. Внешне очень подходит под образ Морта: серьезный, сухой, напряженный. Что он там говорил про очаги инфекции? Вполне вероятно, что он находит подопытных для своих экспериментов в злачных местах. Смертных берет с фабрики, а вечных -- из ночных клубов. Опаивает их какой-нибудь дрянью... Ну, если не он сам, то его подручные. Обязательно проследить за ним! Кто следующий? Смат Чуз... С виду добродушен, но это, разумеется, не снимает с него подозрения. Носит маску весельчака, однако сразу чувствуется, что это напускное. В сущности -- темная лошадка. Придется с ним повозиться. Наконец, Игор Бойд... Оставлю его напоследок хотя бы потому, что мне неприятно подозревать его. И все же... надо подумать над тем, почему Главный поручил это задание именно мне. Ясно, что он знает о нашем с Игором давнем знакомстве. И если он послал сюда именно меня, это может означать одно из двух: либо он рассчитывает на то, что я использую доктора Бойда как хороший контакт в поисках доктора Морта, либо у него есть сведения, что Бойд и Морт -- одно лицо, и он хочет это проверить. Альтернатива...
Мои размышления были прерваны голосом Директора. Музыка стихла, разговоры умолкли. Директор, стоя в центре зала, произносил речь:
-- Позвольте мне приветствовать нашего гостя Вальта Стипа, опытного инспектора и выдающегося писателя, если позволите, без пяти минут живого классика, автора нашумевшего романа "Смерть на цыпочках", удостоенного престижной премии "Золотой тюлень".
Директор зааплодировал, и зал поддержал его. Все повернулись в мою сторону, я благодарно кивал головой и приветственно помахивал рукой.
-- Для нашего дорогого гостя я приготовил нечто необычное, редкое, экзотическое, -- продолжил Директор. -- Надеюсь, ему придется по вкусу.
Он хлопнул в ладоши, раздался глухой и низкий удар гонга, и официанты вкатили в комнату тележку с длинным двухметровым блюдом под крышкой. По своей форме оно напоминало саркофаг, и у меня появились нехорошие предчувствия.
-- "Мечта романтического гурмана"! -- объявил Директор название блюда.
Официанты откинули крышку -- из-под нее повалил густой пар. Гости вытянули шеи, каждому не терпелось поскорее увидеть нечто экстравагантное. Когда пар рассеялся, послышались возбужденные вздохи: на тележке в эмалированном блюде лежала запеченная в кляре красивая молодая женщина с ожерельем из укропа на шее. В плотной хлебной корке она напоминала закутанную в холст египетскую мумию. Ее смуглое точеное лицо с узкими бровями и тонкими губами было копией царицы Неффертити.
-- По традиции первый кусок -- почетному гостю! -- провозгласил Директор.
Где-то под потолком дробно застучали барабаны, как в цирке перед опасным номером, а возле блюда-саркофага возник повар в высоком белом колпаке, с протянутыми в мою сторону широким ножом и длинной вилкой. В меня выжидающе вперились несколько десятков глаз.
-- Меня сейчас стошнит! -- вполголоса пожаловался я Игору.
В ответ он еле заметно подмигнул мне, и я догадался, что все происходящее -- не более чем шутка. Директор, приплясывая от нетерпения, красноречивыми жестами приглашал меня к тележке. Я медленно подошел, стараясь улыбаться.
-- Сначала -- соус! -- громко объявил Директор.
Официант протянул мне увесистый флакон с прозрачной желтоватой жидкостью. Я обильно полил тело девушки, пожалев только лицо. От соуса почему-то пахло керосином. Повар протянул мне нож с вилкой.
-- Попросим! -- Директор призвал публику к аплодисментам.
Под редкие хлопки присутствующих я широко замахнулся ножом, но в последний момент не воткнул его в девушку, а задержал в миллиметре от тела, лишь слегка царапнув ножом тонкую поджаристую корку... Тем неожиданнее было для меня то, что случилось в следующий момент: мне в лицо ударила тонкая, но сильная струя крови -- я брезгливо отпрянул, но в ту же секунду понял по кислому привкусу на губах, что это клюквенный сок. Как бы то ни было, весь мой белый воротничок был заляпан алыми крапинами. Девушка тем временем резко открыла глаза, и из них ударили в потолок два идеально прямых красных лазерных луча. Публика облегченно зааплодировала, радуясь, очевидно, тому, что не придется в угоду Директору приобщаться к каннибализму.
Заиграла тягучая музыка, волнующая и таинственная, и девушка, не меняя позы, медленно поднялась над саркофагом. Это было очень реально: я видел, как с боков ее вытянутого струной тела падают капли "соуса". Она поднималась все выше и выше, и все, кто был в зале, завороженно следили за ней... На какую-то долю секунды мне даже почудилось, что зрители не провожают, а поднимают ее своими пристальными взглядами. В трех метрах от пола она на секунду замерла и так же медленно развернула тело в вертикальное положение. Исходящие из ее глаз тонкие лучи несколько раз пробежали, скрещиваясь и расходясь, по головам гостей и потухли. Она быстро опустилась на тележку, и я с удивлением увидел, что она непрочно на ней стоит, ее ноги подрагивают, кляр на них крошится и осыпается в блюдо, к запаху хлеба и керосина примешивается запах пота... Волшебство изчезло, передо мной была обычная фокусница.
Девушка с улыбкой раскаланялась на все стороны, принимая восторженные рукоплескания, а затем повернулась ко мне и поманила меня длинным хрустящим пальцем. Я подошел -- она гибко склонилась надо мной, плавным движением поднесла руку к моим губам и щелкнула пальцами. Я непроизвольно открыл рот, и она ловко вытянула из него метровую змею. Отвратная гадина с мелкими черными глазками мерзко зашипела мне в лицо... Девушка взяла змею за хвост, раскрутила и бросила вверх -- под потолком она превратилась в веревку и безвольно упала в руку своей повелительницы. Присмотревшись, я увидел, что это не простая веревка, а бикфордов шнур.
Один конец шнура чародейка обвязала вокруг тонкой талии, а другим концом помахала, пританцовывая, передо мной. На моих глазах пятна клюквенного сока исчезли с моего пластрона.
-- Весьма признателен, -- поблагодарил я ее.
-- Привет от дяди Юрга, -- отозвалась она мягким приглушенным голосом, не открывая рта.
Черт возьми, эта очаровательная ведьмочка -- моя связная! Вот так да! Не успел я опомниться от такого поворота событий, чревовещательница протянула мне кончик веревки: "Подуй!" Чтобы было понятно зрителям, что от меня требуется, она мило надула щеки, запрокинула голову и выдула из себя в потолок сноп ослепительных искр. Я дунул на шнур, и из моей груди, обжигая горло, с гулом вырвалось наружу синее пламя. Однако, для фокусов -- слишком реально!
Шнур на девушке с треском заискрился, и она рванулась сквозь толпу на сцену. Лишь только она на ней очутилась, ее объяло пламя. Свет погас, и темнота озарилась стремительными огненными языками, с низким отрывистым шорохом слетающими с ее мечущегося в судорожном огненном танце тела. Пламя разгоралось с каждой секундой все сильнее, и внезапно девушка глухо взорвалась ослепительной вспышкой. Вновь зажегся свет -- на ней теперь было легкое серебристое бикини, а от неровной подгорелой корки не осталось и следа. Я не сводил с нее глаз: ее восхитительная фигура притягивала внимание лучше всяких трюков!
Она крутанулась колесом на руках через голову, и когда снова встала на ноги, на ней был черный факирский плащ и высокий котелок. Изящным движением кисти она достала из воздуха волшебную палочку и поманила ей меня к себе. Я повиновался как под гипнозом. Когда я поднялся на сцену, там уже стояла круглая деревянная колода с воткнутым в нее обоюдоострым мечом, сталь которого отливала благородной синевой. Откуда это все взялось, я не заметил.
-- Вам что-то велели мне передать? -- спросил я у девушки, пользуясь возможностью объясниться с ней, пока я стоял спиной к зрителям.
-- Потерпите, будет немного больно, -- предупредила она, как и прежде не раскрывая рта.
В ту же секунду я получил откуда-то сзади ощутимый укол в шею.
-- Что это? -- спросил я.
-- Местная анестезия. Не волнуйтесь, все будет хорошо.
Она взяла меч и указала пальцем на колоду-плаху. Я послушно встал на колени и положил голову набок. Краем глаза я заметил, что колода была пользованой: в некоторых местах из ее рубленых ран высовывались волосы и засохшие кусочки кожи с бурыми вкраплениями свернувшейся крови. Сверху послышался короткий тонкий свист, возле самого уха раздался глухой удар стали об дерево, перед глазами у меня завертелись огни, и я больно ударился затылком об пол...
Моя голова по-прежнему лежала на боку, но теперь не на плахе, а на полу, лицом к осиротевшему туловищу. Мне хотелось пожалеть свое тело, но его уродливая обезглавленность отчего-то не вызывала во мне сострадания. Прямо перед моим носом встали слегка потертые туфли на высоких каблуках, тонкая рука взяла меня за волосы, голова необычайно легко взмыла вверх и остановилась, покачиваясь. Я хотел сказать девушке, чтобы она полегче тянула меня за волосы, но только напрасно открывал рот: из него не выходило никаких звуков. Публика притихла, гадая, на самом деле мне отрубили голову или нет. Девушка, видимо, по губам поняла, что я хотел сказать: она отпустила мои волосы. Как ни странно, голова не упала, а осталась висеть на том же месте наподобие воздушного шарика. Зал восторженно зааплодировал. Я разыскал глазами Игора и улыбнулся ему, показывая, что все в порядке.
Следующим номером девушка-факир достала из воздуха дымящуюся сигарету и элегантно поднесла в тонких пальцах к моему рту. Я вытянул губы и зацепил ими фильтр, но затянуться мне не удалось по причине отсутствия легких... Зрители, тем не менее, радостно ударили в ладоши. Мне стало до слез обидно. С трудом я сдержался, чтобы не заплакать.
И снова я почувствовал больный укол, на этот раз в затылок. Опять анастезия... Перед глазами промелькнула длинная тонкая спица. Я скосил глаза и увидел, что спица входит в мою ушную раковину. Внутри что-то лопнуло, потом еще раз... Руки зрителей задвигались, соединяясь и разъединяясь, но я не слышал оваций. Девушка вынула окровавленную спицу, а слух так и не вернулся. Неужели, я оглох навсегда?!
Моя голова широко качнулась и полетела в зал! Я испугался, что в следующий момент ударюсь о жесткий паркетный пол, но она подобно бумерангу описала плавный широкий круг и вернулась на сцену. Девушка подхватила ее и бросила обратно в зрителей, еще дальше. Я увидел под собой задранные вверх головы. Выражения лиц мне не понравились: в них было слишком много праздного любопытства, и я стал плевать в них на лету... И снова я оказался на сцене, и в третий раз моя повелительница со всего размаха кинула мою голову, и полетела она совсем далеко, без надежды на возвращение...
7. Полезные свойства гипер-реальности