Словесность 
// -->

Текущая рецензия

О колонке
Обсуждение
Все рецензии


Вся ответственность за прочитанное лежит на самих Читателях!


Наша кнопка:
Колонка Читателя
HTML-код


   
Новые публикации
"Сетевой Словесности":
   
Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки".
Надежда Жандр. Театр бессонниц. Стихи
Наталия Кравченко. Жизни простая пьеса... Стихи
Никита Пирогов. Песни солнца. Стихи
Лана Юрина. С изнанки сна. Стихи
Ольга Андреева. Свято место. Рассказ
Андрей Бычков. Я же здесь. Рассказ
Игорь Муханов. Тениада. Миниатюры
Ольга Суханова. Софьина башня. Рассказ
Елена Севрюгина. Когда приходит речь. О книге Алексея Прохорова "Не одинокий рай"
Литературные хроники: Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике. Вечер поэта Елены Ванеян в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри"


ПРОЕКТЫ
"Сетевой Словесности"

Алексей Верницкий. Две строки / шесть слогов

[01 марта]   Избранные танкетки февраля.


        до чего
        покрашен






КОЛОНКА ЧИТАТЕЛЯ
ЧИТАЕМ:  Сетевая Словесность. Поэзия



Игорь Куберский

Жил-был конкурс (пересмешки)

Было так: в начале этого года я объявил конкурс пересмешек в своей гостевой. Думал - придут поэты Сетевой Словесности и будут друг на друга писать шуточные пародии. Будет весело, а заодно все перезнакомятся - смех, как известно, сближает. Георгий Жердев меня поддержал - я стал ждать гостей и писать для их разогрева собственные внеконкурсные пересмешки. Однако почти никто не пришел и затея, увы, провалилась. Кому интересны детали, см. архив 105. Ну, а здесь то, что я успел тогда насочинять.



    На Дмитрия Быкова

      О Боже мой, какой простор! Лиловый, синий, грозовой, - но чувство странного уюта: все свои. А воздух, воздух ледяной! Я пробиваю головой его разреженные, колкие слои. И - вниз, стремительней лавины, камнепада, высоту теряя, - в степь, в ее пахучую траву! Но, долетев до половины, развернувшись на лету, рванусь в подоблачье и снова поплыву.

      ..........................................

      Так вот я, стало быть, какой! Два перепончатых крыла, с отливом бронзовым, - смотри: они мои! Драконий хвост, четыре лапы, гибкость змея, глаз орла, непробиваемая гладкость чешуи!

      ...........................................

      Лечу, крича: "Я говорил, я говорил, я говорил! Не может быть, чтоб все и впрямь кончалось тут!". Как звать меня? Плезиозавр? Егудиил? Нафанаил? Левиафан? Гиперборей? Каталабют? Где я теперь? Изволь, скажу, таранить облако учась одним движением, как камень из пращи: пэон четвертый, третий ярус, пятый день, десятый час. Вот там ищи меня, но лучше не ищи.

      (Дмитрий Быков. Пэон четвертый)


    ДРАКОН И ДЕВА

    О Боже мой, какой обзор! Клубнично-млечный, наливной
    И чувство странного уюта - все мое!
    А воздух - мягкой пеленой. И я, от запахов хмельной,
    С размаху вламываюсь в инобытие.
    И вниз, и вверх, и поперек, и накренясь, и вспять, и вдоль,
    Где в мерклом пламени полынный островок, -
    О, этот человечий взор и ностальгическая боль,
    И с острой косточкой невинный локоток.
    А выше, выше завитки, волна испуганных волос,
    И на виске прозрачной жилки немота,
    Как я добился своего, как пробуравил и пророс?
    И никакого тебе Страшного суда!
    И в мире больше никого, и только ты взамен жены,
    Отгрохотал тупого быта камнепад,
    И больше нет на мне вины и никому мы не должны,
    И только блики сквозь листву, и свет и сад.
    Я сам себя не узнаю! Смотри, какой могучий пест,
    С отливом бронзовым, - теперь он только твой!
    Случись сойтись ему в бою с законным стражем этих мест,
    Боюсь, в конфузе был бы прежний наш герой.
    Драконий хвост, четыре лапы, гибкость змея, глаз орла,
    Непробиваемая гладкость чешуи!
    Когда ты десять тысяч лет меня такого вот ждала,
    Бери все это по частям, они твои.
    Какая стать, как мне под стать вся эта бурная игра,
    Среди твоих певучих форм я как во сне!
    И коль у птицы есть гнездо, то и у зверя есть нора,
    И у тебя, где в первый раз не тесно мне.
    Смотри, смотри, как частокол лучи автомобильных фар
    На спицы делит, сколько там их, посчитай!
    То переливы зыбких форм и гроздья гроз, куда Макар
    Телят не ганивал на самый манкий край.
    Но что это? Летим, летим! Зачем нам мегафонный зов,
    Огни фонариков, ментов угрюмый топ,
    Все только начато, и я еще без этих... без штанов,
    Пусть чешуя моя хранит и пол и лоб.
    Ну, как предчувствовал, как знал, что буду вновь отсюда гнат,
    Хоть на драконов нынче вето и запрет,
    Я был у вас последний раз аж десять тысяч лет назад
    И улечу опять на десять тысяч лет.
    Но только смилуйся, ответь, хотя мне, в общем, все равно,
    Что за машина там с колесами в пыли:
    Тойота, хаммер, ламборджини, ягуар или рено,
    Или всего-то лишь девятка-жигули?
    Где я теперь? Изволь, скажу, земле летя наперерез,
    Когда в наушниках моих одно ЛЮБЭ:
    http...да, Интернет, а там найди журнал СС,
    А в нем фамилию мою на букву Б.




    На Евгению Голосову

      - А что мы будем делать зимой?
      - Из каш отдавать предпочтенье манке,
      Завидовать чьей-то шапке-ушанке,
      Стараться скорее попасть домой.

      Читать детективы. Поверх страниц
      Смотреть в телевизор, где кровь и клипы.
      Внизу под окном пролетают джипы,
      Как стая тяжелых квадратных птиц.

      Мы будем не раз еще говорить
      "Спасибо" за бабушкино варенье,
      В метро избегая столпотворенья,
      На уличный транспорт переходить,

      В троллейбусе мерзнуть. Ты мне подашь
      На выходе руку и скажешь: "Наша", -
      А с неба сыпется манная каша -
      Вкуснее всех прочих на свете каш.

      (Евгения Голосова. Семнадцативечная гравюра)


    * * *

    - А что мы НЕ будем делать зимой?
    Налаживать лыжи, разыскивать санки,
    Коньки обновлять, старых бросив останки,
    И метить следами снег городской,
    На лед выходить, ну, на Финский залив,
    Где только лишь ветер и зимняя стужа,
    Где кто-то, свой кайт в небеса запустив,
    О долге не помнит - отца или мужа.
    Зимой мы не вспомним даже о том,
    Что за город выехать было б полезно,
    Нам все это, в общем-то, неинтересно,
    Мы, крупная дичь, тяжелы на подъем.
    Вон джип завернул к своему гаражу,
    Давя ледяные промерзшие глыбы...
    Но что мы действительно делать могли бы -
    О том никогда, ни за что не скажу.




    На Марию Тарасову

      Солнце нежным светом красит
      Что попало поутру.
      Я тебя люблю, Герасим,
      Только слов не подберу.
      Пруд под солнцем нежит кожу,
      Замолчал, пригревшись, чиж...
      Ты, наверно, любишь тоже,
      И поэтому молчишь.

      (Мария Тарасова. Муму)


    * * *

    Утро красит нежным светом
    Стены древнего Кремля.
    Я, Герасим, не об этом,
    О тебе я, Геша, бля.

    Ты ведь жертва крепостная,
    Дуры-барыни холоп,
    Век плыву, все проклиная,
    Челка мокрая - на лоб.




    На Александра Кабанова

      Я сам себя забыл о жизни расспросить,
      так забывают свет в прихожей погасить
      и двери перед сном закрыть на шпингалет.
      Я принял эту жизнь. Надежней яда - нет.
      Зима - все на мази, все схвачено, браток:
      на каждое мгновенье придуман свой шесток,
      бензин подорожал, провинция в грязи.
      Шофер моей души, прошу, притормози!
      Застынь, застопорись и выпей натощак
      двойной одеколон студенческих общаг.
      Отчизны не видать - сплошные закрома.
      Шофер моей души, не дай сойти с ума,
      услышав костный хруст промерзших деревень.
      И в лучшие стихи - мои слова одень.
      Как в ярые меха с боярского плеча,
      одень стихи мои в рычанье тягача:
      пусть лязгает полями и согревает вас
      печальное чудовище моих бессонных глаз.
      Все схвачено, браток. Врагов понамело.
      Чу! Кто-то постучался в лобастое стекло:
      вот так, вечерним летом, стучится мотылек,
      как будто женский пальчик в простреленный висок!
      Остановись, мгновенье, в краю родных осин!
      Шофер моей души, финита ля бензин!
      Какой сегодня век? - Четверг, браток, четверг.
      А обещали - жизнь. А говорили: "Снег"...

      (Александр Кабанов, АЙЛОВЬЮГА)


    * * *

    Забыла я себя о жизни расспросить,
    спрошу-ка я тебя, чего мне лебезить.
    Возникни надо мной, как над травою лист,
    возьми меня с собой, души моей русист.
    Возьми меня везде... ну как ты? Хав а ю?
    Не надо возникать, с акцентом схаваю.
    Вот только погаси в прихожей верхний свет -
    пригожее тебя, похоже, в мире нет!
    Не хочешь? Ну, не хоч, вот носовой платок,
    по-нашенски любви не пробовал, сынок?
    Попробуй, подсоби надеть противогаз -
    без газовых проблем не обойтись у нас.
    Возьми же, изомни, точнее - извози!
    Кому же хорошо живется на Руси?
    Постой, не тормози, еловый в душу пень,
    заслышав постный хруст печальных деревень.
    Пускай себе хрустят...Тебе-то, милый, чо?
    Ошую переплюнь узорчато плечо,
    ты все же не русак, скорее - украин,
    чего ж воротишь нос от киевских дивчин?
    Чего ж соседке ты - найпершие стихи,
    а мне-точки, родной, невзрачное хи-хи,
    чего ей за кордон - все ярые меха,
    а мне-точки, пардон, общенья потроха?
    Постой, не говори, что ты тут ни при чем,
    я рыскаю в полях свирепым тягачом,
    глушу я по ночам тройной одеколон...
    Не помню, кто сказал про то, что жизнь есть сон.
    Будь тонок и душист, души моей самшит,
    а то ведешь себя не лучше, чем some shit,
    и пальчиком ко мне, как будто голубок,
    тихонко тукотни в недрёманный лобок.
    Ну, как же так, сынок, почто ты не во мне?
    Пусть кончился бензин, я вся горю в огне,
    Мне жилы отворить, как сигануть в окно -
    А говорил - пойдем, а обещал - в кино.




    На Ксению Щербино

      мон анж! наверно вы довольны
      я вам смогла не быть обузой
      не умерла не стала музой
      и даже не сошла с ума
      я ни во что не верю больше
      я полумесяц полуптица
      позаростай позасердец
      я полутеньше полутоньше
      я полынья полумертвец
      побудьсомной но есть надежда
      я завтра уезжаю в польшу
      я завтра забываю прежде
      мой путь один сплошной синяк
      меня там ждет витражный воздух
      вишневый сад тупые розги
      заляпанная кровью простынь
      быт разномастный и громоздкий
      и муж - лысеющий поляк

      (Ксения Щербино. Евгеника)


    * * *

    сошла любви полумалина
    и я скажу без политеса
    что больше вас не лебедих
    отныне я не ксеня в сене
    и на сердце моем щербина
    я только полупоэтесса
    полустрока и полустих
    я ни во что не верю больше
    я полусмысла полузванка
    полубла-бла полуобманка
    полупоэзии сырец
    не знаю что мне делать в Польше
    ведь ныне там совсем непросто
    тупак полукровавых простынь
    муж полудур-полуглупец
    но не желая быть худою
    полуподножною травою
    еще чуть-чуть полуповою
    и стану полной наконец.
    зеленый светит мне фингал
    тупого полусветофора
    прощай мон анж! вернусь нескоро
    ты ксюшу полудоконал.




    На Ирину Иванченко

      Айда раскалывать года,
      раскольничать в орешник судеб...
      Когда твой крепкий чай остудит
      сырая невская вода,
      когда тебя раздавит спесь
      мостов, и мостовых, и места,
      что сфинкс сторожевой, как пес
      пометил чужакам в отместку, -
      поймай маршрутное такси,
      освой насиженную грядку...
      Айда катиться по Руси
      с толпой расхристанною рядом.
      Задень пристроенный мешок.
      Пусть градом - по полу - картофель.
      Летят авто то в фас, то в профиль.
      В рябом окне - огни с вершок.
      Хандру рассеешь на ухабах,
      и вновь - с автобуса на бал,
      как в сытый обморок Генштаба -
      Большой Конюшенный провал.
      "В конце забора", "На углу
      чужого дома", "У Фонтана"
      останови водитель странный
      мое шатание по странам,
      мое хождение во мглу.

      (Ирина Иванченко. Окно в Россию)


    * * *

    Зачем тебе идти туда,
    Где вместо льва сторожевого
    Сфинкс, парапеты без стыда
    Отметив, отдыхает снова?
    Возьми пролетку за шесть гривен,
    Катайся вволю по Руси,
    Но строк своих внезапный ливень
    Над Петербургом не неси.
    Едва ли с питерских ухабов
    Увидишь драму до конца -
    Акульи челюсти Генштаба
    В фасаде Зимнего дворца.
    Хождение во мглу чревато -
    Глядишь, все кончится хандрой,
    Но коль уедешь без возврата,
    К стихам внимание утрой.
    Не все, не все в стихи годится -
    Ну, мало ли кто где бывал?
    Я сам съезжал на ягодицах.
    В большой Андреевский провал...
    Уйми, уйми, Ирина, спесь -
    Не все стихам твоим во благо.
    Не то тебя раздавит смесь
    КабАнова и Пастернака.




    На Лиду Юсупову

      Аида Давыдовна алло
      ло ло ло ло
      полночь холод

      (Лида Юсупова. Из книги "Ирасалимль")


    * * *

    Генрих Саулович привет
    ет ет ет ет
    поздно знобко
    Эсфирь Марковна ау
    уа уа уа уа
    кухня крысы
    Лев Абрамович цыц
    цы цы цы цы
    руки бедра
    Мельхиседек Мафусаилович аве
    вай вай вай вай
    Ноли ме тангере
    Василий Иванович пшёл
    ёл ёл ёл ёл
    ёлки-палки
    Стёпа блин
    клин клин клин клин
    длинно сладко





    Обсуждение