win      koi      mac      dos      translit <= ЛИТЕРОСФЕРА =>
Словесность // -->


Вадим В.'Vad Vad' Гущин



Удельная Весность Слова

текст к 5летнему юбилею "Словесности"


Концепцию "Словесности" емко выразил Дима Ицкович: "Всюду - жизнь".

Действительно, Всюд (все-юд, то есть т.н. "вечный жид", Картафилус, Бутадеус, Вотан, Мерлин, Пиндола или Зериб) с точки зрения астральной пропедевтики - мертв. "Словесность" это очередная попытка реаниматологов и колдунов одухотворить его нетленное шевелящяеся тело.

Патриарх Енох, пророк Илия и Агасфер - немногочисленные исторические примеры людей, избежавших смерти. Если бессмертие напрмер, Иоанна выполняет скорее всего представительские пиарные функции, а бессмертие Ленина это денотат континуума возможных представлениий, то бессмертие Агасфера - пенитенциарно, он изолирован от потустороннего для исправления за свой агрессивный невежественный поступок.

Одухотворенные Каин или Агасфер способны к жизни и смерти, а не только к маниакальному механическому шевелению биологической периферией. Но в рамках установленной свыше реальности им это вряд ли светит.

Поэтому концепция "Словесности" отсылает к деятельности "Amnisty international", борьбе за права человека, требующая признания общечеловеческих ценностей, в то время как глубокое понимание потребностей индивидуума пропорционально сужает область их определения, а следовательно, к приводит правозащитников к завышению роли акцидентного:

Роль редакции при таких раскладах состоит не в том, чтобы "руководить", "задавать линию" и "направлять процесс", а в том, чтобы, во-первых, не мешать, а во-вторых, по мере сил, создавать благоприятные условия для жизни творческой среды и адекватно реагировать на ход ее естественного развития.

"Пусть все идет, как идет".

Квазислучайные явления, применяемые к цели оправдания существования цензурируемых неровностей, речевого целлюлита, морщин и гуммозных псевдомикозов на теле Логоса.

имея дело с текучей реальностью, с тем, что происходит здесь и сейчас, мы не имеем необходимого зазора, который позволил бы нам адекватно оценить вещи нам предстоящие. Всякое суждение выносится на основе прошлого опыта, но настоящее, даже если оно исходит из прошлого, всегда устремлено в будущее.

Будущего нет, прошлое имеет различные варианты, а настоящее, пользуясь тральфамадорской метафорой, мы видим только из одной точки, черз длинную трубу с влекомой Творцом куда-то в е6еня платформы.

Так оно и будет, друзья, пока мы имеем дело с текучей реальностью - нельзя не только зайти в одну реку дважды, да что там - в один и тот же унитаз дважды погадить не дадут!

Или, может быть, все же рискнем представить, что Настоящее исходит не только из прошлого, а также еще и из иного "ненастоящего"? Что к не-настоящему относятся не только прошлое и будущее?

Ergo, у нас нет мерки, которая будет соразмерна измеряемому.

Этот отказ от линейных критериев приводит нас к тому, что мы не можем оценить не только художественность текста, но и прочие его параметры, например размер, частоту или цвет.

Применительно к литературному процессу это означает, что оценивание должно производиться не до, а после. Соответственно, отсеву должны подвергаться произведения явно слабые и вторичные, или омерзительные с эстетической (а значит, и этической) точки зрения. Все прочие заслуживают того, чтобы дать им шанс.

Получается, что оценка производится с точки зрения последующих прочтений читателями, на основании "писем трудящихся". Самоценность текста теряется, и если текст написан на незнакомом читателям языке, он может быть оценен резко отрицательно. Очевидно, что при таком подходе "Словесность" пытается удовлетворить потребности читателей, редакция обладает профессиональными знаниями об этих потребностях, а потребности литературы как духовного поля удалены от фокуса интересов.

Непрочитанный текст является при таком подходе "нулевым", нереализованным, несуществующим. Это жесткий фанатично-соссюровский подход, не оставляющий право тексту на художественность, т.е. переводящий ценность текста в размерность восприятия суммой текущих читателей и максимальное отчуждение текста от языка, делая его предметом бытового, а не духовного потребления.

Это отнюдь не означает торжества демократии. Отбор текстов производится редакцией на субъективных основаниях и отчитываться в своем выборе она ни перед кем не обязана.

Редакция реализует советский тип демократии, субъективное мнение секретаря парткома, который лучше знает чаяния народа, на основании того, что народ послал его учиться в партшколу и выбрал в освобожденцы (либертанцы).

Поэтому я смотрю на проект "Словесность" не как на духовное явление, а как на идеологически-бытовое, но вне рамок хозяйственности (партхозактив делится на парт и хоз). "Словесность" играет ландшафтную роль в культуре, не более, но и не менее. Острые пики и зыбкие пески не пропускает авторитет редакции на основании их нестабильности и энтропийности, а холмы и озера разрешает населять ползучим читателем.

Должен заметить, что при нынешней ситуации в литературе самоуправство секретаря парткома гораздо более прогрессивно и конструктивно, нежели сложившаяся в социуме ситуация управления читателскими вкусами с позиций получения максимальной прибыли с тиражей сообразно заполнению потребительских рыночных ниш.

Агасфер пизданул Христа сапожной колодкой, нынешние профанические богоборцы замахиваются на него логитешьими мышками.

Спасибо "Словесности" за искренний и наивный авторитаризм.


03.03.02  







НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Эльдар Ахадов. Баку – Зурбаган. Часть I [Однажды мне приснился сон... На железнодорожной станции города Баку стоит огромный пассажирский поезд, на каждом вагоне которого имеется табличка с удивительной...] Галина Бурденко. Неудобный Воннегут [Воннегут для меня тот редкий прозаик, который чем удивил, тому и научил. Чаще всего писатели удивляют тем, чему учиться совершенно не хочется. А хочется...] Андрей Коровин. Из книги "Пролитое солнце" (Из стихов 2004-2008) – (2010) Часть II [у тебя сегодня смс / у меня сегодня листопад / хочется бежать в осенний лес / целоваться в листьях невпопад] Виктория Смагина. На паутинке вечер замер [я отпускаю громкие слова. / пускай летят растрёпанною стаей / в края, где зеленеет трын-трава / и трын-травист инструкцию листает...] Александр Карпенко. Крестословица [Собираю Бога из богатств, / Кладезей души, безумств дороги; / Не боясь невольных святотатств, / Прямо в сердце – собираю Бога...] Елена Севрюгина. "Я – за многообразие форм, в том числе и способов продвижения произведений большой литературы" [Главный редактор журнала "Гостиная" Вера Зубарева отвечает на вопросы о новой международной литературной премии "Лукоморье".] Владимир Буев. Две рецензии. [О повести Дениса Осокина "Уключина" и книге Елены Долгопят "Хроники забытых сновидений...] Ольга Зюкина. Умение бояться и удивляться (о сборнике рассказов Алексея Небыкова "Чёрный хлеб дорóг") [Сборник рассказов Алексея Небыкова обращается к одному из чувств человека, принятых не выставлять напоказ, – к чувству страха – искреннего детского испуга...] Анастасия Фомичёва. Непереводимость переводится непереводимостью [20 июня 2024 года в библиотеке "над оврагом" в Малаховке прошла встреча с Владимиром Борисовичем Микушевичем: поэтом, прозаиком, переводчиком – одним...] Елена Сомова. Это просто музыка в переводе на детский смех [Выдержи боль, как вино в подвале веков. / Видишь – в эпоху света открылась дверь, – / Это твоя возможность добыть улов / детского света в птице...]
Читайте также: Владимир Алейников. Моление в начале ноября | Ренат Гильфанов. Повод (для иронии) | Татьяна Горохова. Живое впечатление от Живого искусства (Духовное в живописи Александра Копейко) | Наталья Захарцева. Сны сторожа Алексеева | Надежда Жандр. "Чусовая" и другие рассказы | Максим Жуков. Любить иных | Александр Карпенко. Зов предков (О книге Татьяны Медиевской "Его величество случай") | Михаил Ковсан. 4 = 3 + 1 | Андрей Коровин. Из книги "Пролитое солнце" (Из стихов 2004-2008) – (2010) Часть I | Анастасия Фомичёва. Memento mori | Мария Фроловская. Туфелька на снегу | Раиля Шаяхметова. Мальчик оказался скромным | Елена Шилова. Третий берег | Галина Бурденко. Поэт-политик ДАНТЕ | Андрей Коровин. Из книги "Поющее Дерево" (2007)