win      koi      mac      dos      translit <= ЛИТЕРОСФЕРА =>
Словесность // -->


Вадим В.'Vad Vad' Гущин



Удельная Весность Слова

текст к 5летнему юбилею "Словесности"


Концепцию "Словесности" емко выразил Дима Ицкович: "Всюду - жизнь".

Действительно, Всюд (все-юд, то есть т.н. "вечный жид", Картафилус, Бутадеус, Вотан, Мерлин, Пиндола или Зериб) с точки зрения астральной пропедевтики - мертв. "Словесность" это очередная попытка реаниматологов и колдунов одухотворить его нетленное шевелящяеся тело.

Патриарх Енох, пророк Илия и Агасфер - немногочисленные исторические примеры людей, избежавших смерти. Если бессмертие напрмер, Иоанна выполняет скорее всего представительские пиарные функции, а бессмертие Ленина это денотат континуума возможных представлениий, то бессмертие Агасфера - пенитенциарно, он изолирован от потустороннего для исправления за свой агрессивный невежественный поступок.

Одухотворенные Каин или Агасфер способны к жизни и смерти, а не только к маниакальному механическому шевелению биологической периферией. Но в рамках установленной свыше реальности им это вряд ли светит.

Поэтому концепция "Словесности" отсылает к деятельности "Amnisty international", борьбе за права человека, требующая признания общечеловеческих ценностей, в то время как глубокое понимание потребностей индивидуума пропорционально сужает область их определения, а следовательно, к приводит правозащитников к завышению роли акцидентного:

Роль редакции при таких раскладах состоит не в том, чтобы "руководить", "задавать линию" и "направлять процесс", а в том, чтобы, во-первых, не мешать, а во-вторых, по мере сил, создавать благоприятные условия для жизни творческой среды и адекватно реагировать на ход ее естественного развития.

"Пусть все идет, как идет".

Квазислучайные явления, применяемые к цели оправдания существования цензурируемых неровностей, речевого целлюлита, морщин и гуммозных псевдомикозов на теле Логоса.

имея дело с текучей реальностью, с тем, что происходит здесь и сейчас, мы не имеем необходимого зазора, который позволил бы нам адекватно оценить вещи нам предстоящие. Всякое суждение выносится на основе прошлого опыта, но настоящее, даже если оно исходит из прошлого, всегда устремлено в будущее.

Будущего нет, прошлое имеет различные варианты, а настоящее, пользуясь тральфамадорской метафорой, мы видим только из одной точки, черз длинную трубу с влекомой Творцом куда-то в е6еня платформы.

Так оно и будет, друзья, пока мы имеем дело с текучей реальностью - нельзя не только зайти в одну реку дважды, да что там - в один и тот же унитаз дважды погадить не дадут!

Или, может быть, все же рискнем представить, что Настоящее исходит не только из прошлого, а также еще и из иного "ненастоящего"? Что к не-настоящему относятся не только прошлое и будущее?

Ergo, у нас нет мерки, которая будет соразмерна измеряемому.

Этот отказ от линейных критериев приводит нас к тому, что мы не можем оценить не только художественность текста, но и прочие его параметры, например размер, частоту или цвет.

Применительно к литературному процессу это означает, что оценивание должно производиться не до, а после. Соответственно, отсеву должны подвергаться произведения явно слабые и вторичные, или омерзительные с эстетической (а значит, и этической) точки зрения. Все прочие заслуживают того, чтобы дать им шанс.

Получается, что оценка производится с точки зрения последующих прочтений читателями, на основании "писем трудящихся". Самоценность текста теряется, и если текст написан на незнакомом читателям языке, он может быть оценен резко отрицательно. Очевидно, что при таком подходе "Словесность" пытается удовлетворить потребности читателей, редакция обладает профессиональными знаниями об этих потребностях, а потребности литературы как духовного поля удалены от фокуса интересов.

Непрочитанный текст является при таком подходе "нулевым", нереализованным, несуществующим. Это жесткий фанатично-соссюровский подход, не оставляющий право тексту на художественность, т.е. переводящий ценность текста в размерность восприятия суммой текущих читателей и максимальное отчуждение текста от языка, делая его предметом бытового, а не духовного потребления.

Это отнюдь не означает торжества демократии. Отбор текстов производится редакцией на субъективных основаниях и отчитываться в своем выборе она ни перед кем не обязана.

Редакция реализует советский тип демократии, субъективное мнение секретаря парткома, который лучше знает чаяния народа, на основании того, что народ послал его учиться в партшколу и выбрал в освобожденцы (либертанцы).

Поэтому я смотрю на проект "Словесность" не как на духовное явление, а как на идеологически-бытовое, но вне рамок хозяйственности (партхозактив делится на парт и хоз). "Словесность" играет ландшафтную роль в культуре, не более, но и не менее. Острые пики и зыбкие пески не пропускает авторитет редакции на основании их нестабильности и энтропийности, а холмы и озера разрешает населять ползучим читателем.

Должен заметить, что при нынешней ситуации в литературе самоуправство секретаря парткома гораздо более прогрессивно и конструктивно, нежели сложившаяся в социуме ситуация управления читателскими вкусами с позиций получения максимальной прибыли с тиражей сообразно заполнению потребительских рыночных ниш.

Агасфер пизданул Христа сапожной колодкой, нынешние профанические богоборцы замахиваются на него логитешьими мышками.

Спасибо "Словесности" за искренний и наивный авторитаризм.


03.03.02  







НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах [Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...] Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём [Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...] Алексей Смирнов. Два рассказа. [Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...] Любовь Берёзкина. Командировка на Землю [Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.] Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду [Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.] Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней. [Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...] Аркадий Паранский. Кубинский ром [...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...] Никита Николаенко. Дорога вдоль поля [Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...] Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц) [О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.] Дмитрий Аникин. Иона [Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
Читайте также: Владимир Алейников. Пуговица | Анна Аликевич. Тайный сад | Джон Бердетт. Поехавший на Восток. | Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа | Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." | Айдар Сахибзадинов. Жена | Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки | Владимир Спектор. Четыре рецензии | Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём | Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! | Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... | Ольга Андреева. Свято место | Андрей Бычков. Я же здесь | Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки" | Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике